– Ты слишком многого от меня хочешь.
Он взял ее за руки:
– Нам нужно найти Карлоса раньше, чем до него доберется Розенталь.
Елена кивнула.
Розенталь подцепил ее в ночном клубе. Она сказала, что ее зовут Бобби, попутно сообщив, что ей недавно исполнилось девятнадцать. Однако краткое знакомство с содержимым ее сумочки, в то время как Бобби посещала дамскую комнату, поведало Розенталю, что ее хозяйка на самом деле на два года моложе. На семнадцатилетнюю девушку произвел впечатление автомобиль нового знакомого, она явно ликовала оттого, что подцепила такого выгодного клиента, и Розенталь мысленно улыбался, представляя, как она запоет через несколько часов.
Он отвез ее на одну из нескольких квартир, которые были в его распоряжении. Бобби по достоинству оценила роскошь обстановки. Розенталь достал из холодильника шампанское, открыл бутылку, разлил содержимое в два бокала и опустился в кресло. Бобби наверняка сама знала, что делать.
И действительно, девушка его не разочаровала.
Одним глотком осушив бокал (Розенталь простил ей столь недостойное отношение к благородному напитку), девушка встала и сбросила коротенькое красное платье. Оно привычно упало к ее ногам, словно проходило эту процедуру в стотысячный раз; через секунду нижнее белье покорно последовало за платьем. Розенталь оглядел Бобби с ног до головы, довольно кивнул и поднялся с кресла. Не глядя на девушку, он направился в спальню. Бобби молча последовала за ним.
Остаток вечера они провели в попытках мысленно восстановить последовательность событий. Елена высказала предположение:
– Проект «Протей» изначально имел целью получение вируса с генами – возбудителями рака.
Айзенменгер и Елена сидели рядом на небольшом синем кожаном диване. Они только что покончили с пиццей и теперь запивали ее красным вином. Айзенменгер, казалось, полудремал.
Елена продолжила:
– Объясни мне еще раз, зачем вообще нужно заниматься подобными разработками.
В комнате стояла такая тишина, что можно было расслышать шум проезжавших по дальней улице машин.
– Они изучали канцерогенез, то есть процесс возникновения и развития рака, – неторопливо начал Айзенменгер. – Один из методов, которыми ведутся подобные исследования, состоит в том, чтобы, введя в здоровую клетку измененный генный материал, следить, к каким результатам это приведет. Как я говорил, вирусы – идеальное для этого средство, потому что за сотни миллионов лет эволюции они выработали совершенный механизм занесения в клетки посторонних генов.
– Значит, Протей был… Чем? Чем-то таким, что весь «ПЭФ» мог использовать в исследованиях рака?
– Скорее всего, так.
Кто-то прошел под окнами, насвистывая «Боже, храни королеву».
– Итак. В лаборатории возникает пожар. Решить, что именно явилось его причиной, полиция и страховщики не могут, впрочем, для нас это не важно.
– Так уж и не важно?
– Не понимаю, зачем нам сейчас думать о причинах. – Внезапно Айзенменгер замолчал и вдруг, словно пораженный очередной догадкой, наклонился вперед и прошептал: – Боже…
Поднеся бокал к губам, Елена посмотрела на него.
Айзенменгер все еще пребывал в неестественной сгорбленной позе, на лице его читались ужас и изумление.
– Какой же я идиот!..
Елена недоуменно посмотрела на него.
– Беверли была права.
Услышав ненавистное имя, Елена поморщилась, как будто проглотила лягушку, после чего спросила:
– В чем?
– Национальная безопасность.
– Ну?
Доктор задумался.
– Очень похоже, что пожар был лишь прикрытием.
– Каким прикрытием?
– Отдел проектирования моделей.
Елена вздохнула – никакой новой для себя информации она в словах Айзенменгера не услышала.
– О чем ты говоришь?
– Может быть, они и использовали Протей в качестве раковой модели, но тогда к чему такая секретность? В этой лаборатории, конечно, велась разработка инновационных технологий, но никакой промышленной ценности они не имели. По крайней мере, довольно долго «ПЭФ» не заработал бы на Протее ни пенса. А теперь ответь мне: с чего тогда городить весь этот огород, зачем загонять людей на крошечный островок где-то у берегов Шотландии?
– Если не из коммерческих соображений, то зачем?
Айзенменгер уклонился от прямого ответа, предоставляя Елене возможность самой сделать вывод.
– Реагирующий на температуру спусковой крючок… – Эти слова он даже не произнес, а еле слышно пробормотал себе под нос.
Ответ был настолько же очевиден, насколько и ужасен; именно поэтому до Елены не сразу дошел смысл слов доктора. Какое-то время она продолжала недоумевающе глядеть на Айзенменгера, подавляя желание спросить напрямую, что он имеет в виду. Она знала, что делать этого не следует, – Айзенменгер сам все ей расскажет, когда его рассуждения обретут законченную форму.
– Спусковой крючок – это не просто мера предосторожности: в нем-то и заключается главная прелесть всей комбинации. – Сказав это, доктор залпом осушил свой бокал, вновь наполнил его, забыв предложить вина Елене. Воспользовавшись тем, что доктор отрешенно смотрит куда-то в пространство, она взяла из его рук почти опустевшую бутылку.
– Протей – это оружие, – наконец произнес Айзенменгер.
Беверли глубоко вздохнула. Она лежала на животе, и Люк массировал ей плечи. Его сильные широкие ладони разминали ее уставшие мышцы, снимая напряжение, и мрачные мысли постепенно покидали Уортон. Люк, полностью обнаженный, сидел на ее ягодицах и, как и Беверли, получал удовольствие, касаясь ее разгоряченной плоти. Отражение двух соединенных тел в большом зеркале у изголовья кровати лишь усиливало наслаждение.