– Принесите мне еще джина, – велел он, и Розенталь кивнул с непроницаемым видом. Вернувшись со стаканом, он заметил:
– Вы расстроены.
Тернер осоловевшим взглядом уставился на собеседника, не веря собственным ушам.
– Расстроен? – взорвался он. – Расстроен?! Еще бы мне не быть расстроенным!
– Вы опять кричите.
За те секунды, что Розенталь произносил эту ничего не значившую фразу, Тернер успел опорожнить стакан. Он зашипел на Розенталя:
– Вы думаете, я кричу? Погодите, послушайте, что я, как вы выразились, прокричу дальше.
То, что «прокричал» далее Тернер, лишь подтвердило опасения Розенталя, зародившиеся у него в тот самый момент, когда он, сняв телефонную трубку, услышал по-театральному драматический требовательный голос Профессора. Розенталю ничего не стоило в любой момент прервать разговор и напрямую спросить Тернера, чего тот, собственно, хочет, но ему нужно было выудить у него как можно больше информации и понять, что именно вызвало у него подозрения.
– Не лучше ли вам сейчас рассказать мне обо всем подробно?
Казалось, Тернеру не хватает еще одной дозы алкоголя, но в конце концов он решился раскрыть источник своего возбуждения:
– Вы лгали мне.
– О чем?
Тернер уже плохо ориентировался в происходящем. Срывающимся голосом он закричал:
– А как насчет?.. Не нужно, Розенталь, не нужно! Если вы намерены разыгрывать свои дурацкие игры – пожалуйста, я согласен. Хотите, я начну кричать прямо здесь и сейчас? Что именно? Может быть, слова вроде «Протей»? А как насчет «Пел-Эбштейн-Фармасьютикалс»? А как насчет смерти Миллисент Суит?
Розенталь улыбнулся и в знак того, что сдается, театрально замахал руками:
– Ладно, ладно. Я понял.
– Нет, – продолжал протестовать Тернер. – Это я понял! Вы лгали мне. Вы говорили, что все анализы отрицательные.
Розенталь счел наиболее разумным не перечить своему собеседнику.
– И вы обнаружили, что на самом деле все совсем наоборот.
– Вот именно, черт побери! И тут мне на ум пришел вопрос: как и отчего умерла Милли?
– И вы подумали…
Тернера вновь прорвало. Он навалился грудью на стол и, ткнув пальцем в плечо Розенталя, невнятно прорычал:
– Я понял: Милли была убита Протеем и, скорее всего, я следующий. Может быть, эта моя простуда, грипп, или что там это может быть еще, – последнее, чем я заболею.
По натуре Тернер не был агрессивным человеком, и сейчас, произнося эти слова и подчеркивая их смысл резкими движениями руки, он чувствовал, что бьется о несокрушимую стену. Розенталь по-прежнему оставался бесстрастным, словно лев, хладнокровно взирающий на перепуганную лань. Речь Тернера нисколько не испугала его – на своем веку он повидал и не такое.
– Так чего же в этой ситуации вы хотите от меня? – произнес он, когда Тернер исчерпал свой словарный запас.
– Ситуации? Ситуации?! – Теперь Тернер уже действительно кричал. – Вы называете это ситуацией?
Розенталь пожал плечами. Уж лучше бы он что-нибудь сказал: этот неопределенный жест подействовал на Тернера, как красная тряпка на быка, и он раскричался еще громче:
– Послушай, ты, сволочь! Я хочу денег, я хочу много, много денег! Я хочу больше денег, чем вообще можно иметь!!!
На них начали обращать внимание. Розенталь не реагировал на взгляды толпы, постепенно собиравшейся вокруг их столика.
– Если я не получу денег, я буду орать еще громче! Я пойду в газеты, на телевидение, ко всем, кто захочет знать!..
Розенталь принял решение. Спокойно и очень серьезно он произнес:
– Ладно, ладно. – Он осмотрелся. – Вы все сказали, я все понял. Мы продолжим разговор, но не здесь.
Тернер продолжал испепелять Розенталя яростными взглядами.
– Вы просто пытаетесь отделаться от меня!
– Ничего подобного. Ваши претензии к нам совершенно обоснованны…
Тернер рассмеялся:
– О, великолепно! Как вы все это назвали? Это ситуация, и у меня претензии! – Неожиданно он дернулся вперед. – Вы брали уроки риторики? Где вы научились так изворачиваться?
На это Розенталь ответил только одно:
– Хотите еще выпить?
Ответа он дожидаться не стал. Не успел он поставить стакан перед Тернером, как тот выпалил:
– Почему?
– Простите?
– Почему? Почему вы сделали это? Вам следовало сказать мне.
Розенталь понял, что Тернера не волнует ничего, кроме собственной персоны.
– Это было не мое решение. – Разумеется, Розенталь сказал неправду, но он считал правду эфемерной субстанцией, которой редко находилось место в его материальном мире. – Простите.
Выражение лица Тернера было по-прежнему воинственным, но на слова Розенталя он отреагировал уже не так бурно. Тот между тем продолжил:
– Совершенно очевидно, что вы имеете право на ту или иную форму компенсации… – (Тернер уверенно кивнул.) – Даже более того: право любыми средствами добиваться этой компенсации.
– Деньги – это самое меньшее из того, что мне должны. Что должны всем нам.
Розенталь снова улыбнулся, и его улыбка несколько успокоила Тернера. Он почувствовал, что добился своего.
– Очень хорошо, – подытожил Розенталь. – Но обсуждать это здесь не следует.
Тернер несомненно опьянел.
– Тогда где?
Розенталь поднялся. С улыбкой, которая, казалось, приклеилась к его лицу, он предложил:
– В каком-нибудь менее людном месте. А почему бы мне не отвезти вас к мистеру Старлингу? Именно он обладает властью дать вам то, что вы требуете.
Если у Тернера и шевельнулось подозрение, по нему этого не было видно. Он встал, заметно качаясь. Розенталь произнес: