Елене казалось, что она приготовила весьма недурной ужин, но, по мере того как Айзенменгер говорил, еда постепенно утрачивала все вкусовые ощущения. Даже вино теряло свой аромат.
– Зачем? – спросила она. – Зачем это делать?
– Не знаю, – честно признался доктор. – Могу только догадываться, и, пока мы не найдем кого-нибудь из лаборатории, мои предположения так и останутся предположениями. – Он отложил вилку и нож. – «Проектирование моделей» – очень странное название, но модель в медицинском смысле слова – это система, имитирующая процесс заболевания. Можно взять зародыш мыши, извлечь из него обе копии, скажем гена ретинобластомы, и пусть мышка растет себе дальше. Тем самым мы получим организм, который, как науке уже известно, будет иметь злокачественную опухоль глаза. Вот это и есть модель. Ею можно пользоваться для изучения болезни, искать методы ее профилактики и пути лечения. Не знаю, было ли целью их работы создание раковой модели. Возможно, их цель состояла в трансфекции, то есть заражении клеток вирусными нуклеиновыми кислотами. По-видимому, Миллисент Суит работала над целенаправленным мутагенезом. Не удивлюсь, если в ее задачу входил поиск способов регулирования этого процесса. Наука пока не научилась направлять их в нужное русло.
– Тебе придется объяснить, что такое направленный мутагенез.
– Это такая замысловатая процедура, с помощью которой меняют кодирование цепей ДНК так, как это потребуется. С помощью компьютерного моделирования можно рассчитать, какие изменения необходимо внести, чтобы получить желаемый эффект. Теоретически, управляя этим процессом, можно воспроизводить собственные гены и таким образом получать собственные белки. Так что бедная Милли сама изготовила орудие своей казни.
– Значит, эта штуковина каким-то образом высвободилась во время пожара… И что? Как ты думаешь, что там произошло?
Доктор, погруженный в размышления, вернулся к еде, все еще ничего не замечая вокруг себя.
– Это был вирус. Как я говорил, вирусы проникают в клетки. Иными способами внести ДНК в клетки практически невозможно. Поэтому они воспользовались вирусом, правда добавив в него хитроумно измененную информацию. Шестнадцать генов, гарантировавших превращение клетки в раковую. Когда это высвободилось – скорее всего, разбилась колба или порвался зараженный защитный костюм, – эта штука распылилась по всей лаборатории, словно аэрозоль, и ею нетрудно было надышаться.
– Вот Милли Суит и надышалась.
– Милли Суит и, возможно, Робин Тернер. После его смерти у него обнаружили рак на начальной стадии.
– Но они надышались этим почти два года назад. Не понимаю, почему рак у них не проявился раньше.
– Я и сам думал об этом. Ответ, вероятно, кроется в короткой цепочке ДНК, которую нашла Белинда. Спусковой крючок. Если угодно, выключатель онкогенов. Пока выключатель не щелкнет – вирус спит. Он просто ждет своего часа в каждой клетке тела.
– А выключатель? Что приводит его в действие?
– Температура сорок градусов по Цельсию.
– Почему именно сорок?
– Все очень просто. Это позволяет отследить начало эксперимента. В данном случае, однако, на спусковой крючок никто специально не нажимал. Милли заболела гриппом, у нее поднялась температура, и через неделю она умерла, превратившись в самую настоящую биологическую модель рака. Ирония судьбы.
– Так, значит, кашу заварили, чтобы скрыть этот вирус?
Доктор молча кивнул, меланхолично доел все, что оставалось на тарелке, и затем с удивленным видом посмотрел в нее, словно изумившись тому, что больше ничего не осталось.
– Очень и очень вкусно, просто замечательно! – произнес он таким тоном, словно вовсе не понял, что же он все-таки съел.
«Вечерняя смена» Люка закончилась, и он отправился домой, к семье, оставив Беверли в одиночестве. Она ненавидела такие моменты, когда все преимущества свободной жизни превращались в ничто и она оставалась наедине со своим стыдом и своими страхами. Страхами одинокой женщины. Темная комната, еще хранившая запах мужского тела, пробуждала в ней слишком много воспоминаний и оставляла слишком мало надежд. Ночь становилась для нее временем, когда желания ничего не стоят, а сожалений – полная чаша. Бессонница, словно старуха-смерть, ухватила ее своей костлявой лапой за самое сердце, и не было даже необходимости сжимать его, ибо оно и без того окоченело от холода, темноты и одиночества.
Эти приступы депрессии накатывали на Беверли все чаще и становились все более невыносимыми. Особенно острыми они сделались после поражения, которое она потерпела в деле Никки Экснер, когда ее уверенное возвышение по карьерной лестнице внезапно было прервано. Удивляться тут нечему – чтобы двигаться вперед, нужно ежедневно доказывать свою состоятельность. Все существование Беверли Уортон основывалось на переработке жизненной энергии – ее самой, ее коллег и даже ее врагов – и обращении этой энергии в материю своего успеха. Нет успеха – нет жизни. Простое уравнение, как E=mc², и такое же мощное, такое же емкое, такое же незыблемое.
Она присела на кровати, ощущая легкую боль в промежности. Все-таки Люк славный парень. Она включила бра над кроватью и посмотрела на свое отражение в зеркале на противоположной стене. «Что ты собираешься теперь делать со своей жизнью?»
Это был не тот вопрос, на который хотелось искать ответ в три часа ночи, но вопрос был задан, и отмахнуться от него оказалось не так-то просто. Время убегало от нее. Получив назначение в команду Ламберта, она восприняла это не только как наказание за прошлые грехи, но и как шанс начать все сначала.