– Так вы и есть профессор? Самый умный?
Штейн с негодованием посмотрел на него.
– Может кто-нибудь объяснить мне, что происходит? – Повернувшись к Карлосу, он добавил: – Ты знаешь этих людей?
Но Карлос пребывал в не меньшей растерянности. Заговорил Айзенменгер:
– Возможно, профессор, нам следует представиться. Меня зовут Джон Айзенменгер, это мой коллега, Елена Флеминг. Имена этих двоих, – он указал на сидевшего на диване Бочдалека и ходившего взад-вперед по комнате Розенталя, – мне неизвестны. У этого вообще несколько имен, одно из них, как я понимаю, Розенталь, а его приятель, боюсь, мне известен не более, чем вам.
Бочдалек склонил голову в знак приветствия, но назваться не захотел. Впрочем, для Штейна это не имело никакого значения.
– Эти двое прибыли сюда, чтобы раз и навсегда закрыть проект «Протей», – завершил представление Айзенменгер.
– О господи!.. – прошептал Карлос.
Наконец Штейн начал ориентироваться в ситуации. Повернувшись к Розенталю, он задумчиво произнес:
– Стало быть, вы приехали убить нас?
Розенталь тем временем осматривал комнату. Не глядя на Штейна, он произнес:
– Эксперимент «Протей» закончен, профессор. Результаты положительные.
Когда Штейн недоуменно уставился на Розенталя, в разговор вмешался Айзенменгер:
– Эффективность Протея доказана. Вы хорошо поработали, профессор.
Старик воспринял комплимент так же, как воспринял бы клочки кошачьей шерсти, обнаружив их на ковре гостиной.
– Присмотри за ними, я проверю дом, – стоя у окна, приказал Розенталь Бочдалеку.
Тот кивнул, и Розенталь вышел, неслышно ступая по голым половицам.
Воспользовавшись паузой, Елена обратилась к Карлосу:
– Что произошло во время пожара? С чего он начался?
Карлос посмотрел на Штейна и сказал:
– Мы думали, что Протей станет просто высокотехнологичным инструментом для исследований рака. Методом, с помощью которого можно вызывать раковые образования в клеточных системах для последующего их изучения. А потом мы узнали, что речь идет о совершенно ином его назначении.
Штейн поднял воспаленные глаза на Елену и Айзенменгера:
– Это не моя вина. Мы были уверены, что занимаемся чем-то действительно нужным. Помогаем бороться с раком. Этому я посвятил всю свою жизнь. Потом мы узнали, что делаем нечто прямо противоположное. Мы узнали, что кто-то перехватил проект и ловко превратил его в убийцу. Протей – это биологическое оружие, какого еще не знало человечество.
Бочдалеку все это показалось весьма интересным. Он с неподдельным удивлением спросил:
– Неужели?
Проигнорировав его вопрос, Штейн повернулся к Елене:
– Вы должны мне поверить. Когда я получил финансирование от «ПЭФ», проект выглядел именно так. Все мы, и Карлос в том числе, думали, что разрабатываем новую систему лечения онкологических заболеваний. Проект был украден, но только не мной.
– Тогда кем? – спросила Елена.
Глядя на Карлоса, Штейн произнес:
– Робином Тернером.
Розенталь переходил из комнаты в комнату, осматривая содержимое стенных шкафов, заглядывая во все уголки, не забывая обследовать через окна пространство вокруг дома. Как он и ожидал, везде было пусто. Все было промерзшим, запылившимся и не несло на себе никаких следов человеческого существования, за исключением одной большой комнаты, занимавшей дальнюю часть верхнего этажа дома. Из ее окон открывался широкий вид на северную часть острова и просматривалась единственная дорога, начинавшаяся у дома и уходившая к горизонту. Уверившись, что никто им не помешает – кому придет в голову в такую погоду совершать долгий путь, чтобы навестить никчемного старика? – он вернулся в ту самую комнату, которая представляла собой наполовину кабинет, наполовину лабораторию. Розенталь не имел опыта исследовательской работы и не был знаком с научным оборудованием и инструментами, но поразился, насколько сложной и современной оказалась аппаратура Штейна. А сколько здесь разнообразных приборов и устройств! От нечего делать он пробежал взглядом по некоторым из них: его окружали центрифуги, холодильники, морозильные камеры – и это лишь те приборы, назначение которых он мог определить, прочее же оборудование лаборатории было для него совершенно незнакомо.
Потом Розенталь покопался в груде папок и бумаг, разбросанных по письменному столу и кипами громоздившихся на полках стеллажа в дальнем углу комнаты. Вряд ли он мог понять их содержание, но одно название узнал безошибочно: Протей.
Карлос никак не отреагировал на слова Штейна, тогда тот продолжил:
– Тернер человек умный, талантливый ученый, но при этом беспринципный, хотя в то время я этого не знал. С самого начала он, вероятно, понял скрытый военный потенциал Протея и убедил «ПЭФ», что на этом можно заработать куда больше, чем на очередных противораковых лекарствах.
– Тернера убили, – спокойно заметил Айзенменгер.
Потрясенный Штейн несколько секунд молча смотрел на доктора.
– Убили? Кто?
Айзенменгер кивнул в сторону Бочдалека:
– Думаю, этот.
Штейн перевел взгляд на напарника Розенталя, и Бочдалек в подтверждение версии Айзенменгера с ухмылкой склонил голову. Профессор бросил на Бочдалека уничижительный взгляд и вновь повернулся к Айзенменгеру.
– Что бы он ни сделал, ученым он был хорошим.
Розенталь вернулся с папкой в руках и, улыбаясь, помахал ею Штейну:
– Продолжаете работу по Протею, я правильно понимаю, а, профессор?