Через какое-то время она достигла двери спальни, через которую проникла в коридор, и, перетащив Елену в комнату, захлопнула за собой дверь. Потом вскочила на ноги, схватила со стола будильник и ударила им по оконному стеклу. Она колотила по стеклу до тех пор, пока в раме не остались торчать лишь самые упрямые осколки, намертво вросшие в старую окаменевшую замазку. Беверли высунулась наружу, и полотенце свалилось вниз. Казалось, за окном дыма было не меньше, чем в комнате, но дышать стало определенно легче. Глоток свежего воздуха не унял кашля, но значительно поубавил ее злость.
Вновь раздался оглушительный грохот, и опять дом качнуло.
Сделав еще один глубокий вдох, Беверли нырнула обратно в комнату. Она схватила Елену и потащила ее вокруг кровати к двери, выходившей на черную лестницу. Оказавшись на площадке, она спустилась на несколько ступенек, повернулась и принялась тянуть Елену за собой, стаскивая ее вниз.
В конце концов, словно протестуя против такого обращения, тело Елены стремительно покатилось по лестнице, увлекая за собой и Беверли. К счастью, это произошло, когда они уже были в самом низу.
«Давай, осталось немного».
Дом качнулся в третий раз, и Беверли в изнеможении повалилась на пол и откатилась к стене. У нее было такое чувство, будто она попала в кратер изрыгавшего лаву вулкана и его стены начали рушиться. Она коснулась рукой стены справа от себя – та оказалась не просто горячей, а раскаленной.
«Должно быть, по другую сторону огонь. Значит, он уже добрался и сюда».
Когда Беверли попыталась в очередной раз наклониться, чтобы подхватить Елену, спина отказалась ей подчиниться. Вдоль позвоночника пробежала острая боль, ударившая, словно копье, в правую ногу. Уортон стиснула зубы и медленно двинулась в сторону выхода. Боль и усталость продолжали делать все, чтобы помешать ей.
«Сколько еще?»
Она добралась до выбитой ею двери и перетащила Елену через невысокий, но очень некстати торчавший здесь приступок. Вдоль стены тянулся ряд окон, некоторые из них занимали пространство от потолка до пола. За ними полыхало пламя, его ослепительные языки, извиваясь, прорывались сквозь щели и разбитые стекла. Те стекла, которые не вылетели при взрыве, сейчас трескались и под напором огня лопались изнутри, рассыпаясь мириадами больших и малых осколков.
«Черт побери!»
Кухня в дальнем конце коридора теперь, скорее всего, тоже была в огне. Оставался единственный шанс выбраться – стеклянные двери в центре оранжереи. Но добраться до них было непросто – для этого требовалось миновать полосу огня, который с неимоверной быстротой захватывал эту сторону дома и оранжерею.
Она двигалась настолько быстро, насколько позволяли силы. В какой-то момент на ней загорелась одежда, и, бросив Елену, словно тяжелый мешок, она принялась лихорадочно сбивать пламя руками.
У двери ей снова пришлось остановиться. На этот раз ей повезло. Дверь оказалась запертой, но в замке торчал ключ. Она повернула его, отперла замок и снова подхватила Елену.
Потом Беверли долго тянула ее, едва переставляя ноги, с трудом увлекая за собой не подававшее признаков жизни тело. Она ползла по каменным плитам возле дома, по разбросанному взрывом и пожаром мусору; она ползла и ползла, пока не почувствовала под собой мокрую холодную траву.
Дождь лил, словно не замечал ничего, что происходило в мире. Он лил и лил – спасительный, благословенный, богоданный. Капли падали с неба, как бесценный дар, как самое святое, что когда-либо было в жизни. Дождь дарил облегчение и придавал Беверли сил, и она все тянула и тянула.
Вот и «лендровер», но она и не подумала о том, чтобы спрятаться в нем от дождя и ветра. Ее сил хватило лишь на то, чтобы дотащить Елену до автомобиля и рухнуть рядом с ней на траву.
Она почувствовала, что теряет сознание. Перед тем как впасть в окончательное забытье, она подумала: «Неужели Елена мертва? Неужели все зря?» И еще: «Неужели она не добыла Протей?»
Их нашли Марбл с дочерью. Пожар был виден со всех концов острова, и Марбл одним из первых примчался к дому Штейна – не насладиться зрелищем, а помочь. Уже через несколько минут после его появления вокруг горящего здания собралось человек пятьдесят. Они подняли почти бездыханного Штейна и перенесли его в кузов старенького фургона прямо на забросанный клочками сена и овечьим пометом пол. Для потерявшего сознание Айзенменгера нашлось место рядом. Тела Карлоса и сержанта Маккаллума аккуратно уложили на заднее сиденье автомашины Марбла. Никто не задавал никаких вопросов.
Беверли и Елену удалось отыскать не сразу. К этому времени дом окончательно обрушился – дождь так и не смог потушить огонь, и пожар продолжался еще двое суток. Женщин посадили на заднее сиденье «лендровера», и дежурный по пристани отвез их в город, в таверну Марбла. Убедившись, что на пожарище не осталось ни живых, ни мертвых, длинная вереница машин покинула место происшествия. Даже если кто-нибудь из жителей острова и знал о присутствии в доме Розенталя и Бочдалека, добраться до их останков было уже невозможно.
Айзенменгера, Беверли и Елену доставил на материк санитарный самолет. Штейн умер, не приходя в сознание, от переохлаждения и острого внутреннего кровотечения. Тело сержанта Маккаллума забрал полицейский вертолет.
Руины дома профессора тщательно обследовали полиция и пожарные. От двух погребенных под ними тел удалось найти лишь несколько обгоревших костей. Анализ ДНК не дал никаких результатов, настолько сильно они были повреждены огнем. Определить, что эти кости принадлежат двум людям, удалось лишь по их расположению на пепелище.